Сибирочка (сборник) - Страница 46

К оглавлению

46

Размахивая белыми широкими рукавами клоунского балахона, который он не успел еще снять, Андрюша в несколько секунд очутился у клетки.

Мальчик был смертельно бледен, несмотря на густой слой румян, покрывавших его щеки. Сильным движением руки он рванул тяжелую железную дверь клетки и, прежде чем кто-либо успел остановить его, очутился с глазу на глаз с рассвирепевшими львами.

Глава XXIV
Спасена

Первым движением Андрюши было заслонить распростертую и окровавленную Сибирочку от зверей. Но это было не так легко сделать. Юнона и подошедший за нею Цезарь, тоже почуявший при виде крови свои инстинкты дикого зверя, стояли над несчастным ребенком, не смея, однако, еще начать страшную расправу над ним.

Не медля ни минуты, Андрюша прыгнул прямо к ним и ударил изо всей силы по голове Юнону своим детским, но сильным кулаком.

Зверь взвыл скорее от обиды, нежели от боли, и мгновенно обратился теперь на нового врага… Но смелый мальчик, не дав Юноне опомниться, бросился к Сибирочке, схватил ее на руки и ринулся с нею из клетки. Взбешенные звери метнулись было следом за детьми, но голос и бич мистера Билля привел их в повиновение. Одновременно раздался выстрел в воздух, заставивший чутко насторожиться обоих – и льва, и львицу.

Мистер Билль, воспользовавшись смятением зверей, сорвал венок с шеи Юноны.

Каково же было изумление англичанина, когда он увидел две острые иглы, запрятанные в зелени лавровых листьев этого злополучного венка и вонзившиеся в окровавленную шкуру зверя.

– Тот, кто это сделал, – большой негодяй!.. – прогремел мистер Билль на весь театр голосом, в котором слышались и гнев, и угроза.

В тот же миг кто-то рыдающий, дрожащий и бледный упал к ногам укротителя и обнял его колени.

Это был обезумевший от горя и испуга Никс.

– О, мистер Билль! О, мистер Билль! – лепетал он, рыдая. – О, я не хотел, клянусь… теперь я не хотел этого… я только прежде… то есть раньше… прежде… да… да… но не теперь… Я завидовал ей… и ему… им обоим, да… завидовал их успеху и хотел помешать ему… Я не думал… не знал, что так все случится, когда втыкал иглы в венок… Я забыл их вынуть… совсем позабыл… Вчера я перестал даже думать о мести Сибирочке… Я не могу так мучиться… не могу… не могу… прибейте меня… Но я не могу больше…

И он зарыдал еще сильнее, закрыв лицо обеими руками.

Мистер Билль, казалось, сразу понял все. Гадкий замысел, свершившийся, помимо воли свершившего его, тогда, когда рыдающий маленький преступник менее всего думал о нем, мигом стал ему понятен. Презрение и гнев отразились на лице англичанина. Он оттолкнул от себя Никса, произнес с ненавистью и дрожью в голосе:

– Уйди от меня!.. Мне стыдно, что я считал тебя своим учеником и честным человеком! – И быстрыми шагами прошел за кулисы.

Глава XXV
Крестик

– Ей худо, она умирает!

– Доктора, доктора поскорее!

– Доктор здесь. Доктор был в публике. Он пришел.

– Доктор, рана смертельна?

– Спасите ее, доктор!.. Это лучшее дитя в мире!..

– Она умерла?… Не правда ли?… О, неужели правда?…

Все эти возгласы, крики и вопли – все смешалось в одном отчаянном шуме. За кулисы театра набилось столько народу, чужого и своего, интересующегося одинаково горячо участью раненой, что доктору было невозможно отвечать на все вопросы. Он, впрочем, и не думал об этом. Все его мысли заняты были несчастной девочкой.

Сибирочка все еще лежала распростертая на диване в уборной мистера Билля. Над нею склонилась рыдающая Герта. Поддерживая голову Сибирочки, на коленях у дивана стоял Андрюша, не замечая, что кровь, обильно лившаяся из груди раненой девочки, пачкала его руки и шутовской клоунский наряд.

Эрнест Эрнестович, все пятеро Ивановых, Элла, Дюруа с Робертом и, наконец, сам мистер Билль стояли вокруг девочки, ожидая, что скажет доктор. Последний умелыми, ловкими руками уже приступил к перевязке и, раскрыв израненную грудь ребенка, стал рассматривать рану, стараясь во что бы то ни стало прежде всего остановить кровь.

Все замерли в ожидании его приговора. Все молчали… Сибирочка по-прежнему лежала без чувств.

Неожиданно распахнулась дверь, и взволнованная, трепещущая княжна Аля Гордова, об руку с отцом, вошла в уборную.

– Она здесь, папа!.. О, бедная моя Сибирочка! Папа! Папа! Узнай, пожалуйста, будет ли она жива!.. – обливаясь слезами, лепетала Аля, таща за руку отца в уборную, где лежала ее подруга.

Князь Гордов быстрыми шагами подошел к больной. Его аристократическая фигура, изящный костюм и взволнованное лицо – все это заставило присутствующих посторониться и дать ему дорогу.

Он низко наклонился над бесчувственной девочкой, желая узнать, дышит ли еще она, и вдруг отшатнулся от нее, бледный как смерть, с громким криком не то ужаса, не то изумления… Прямо в глаза ему блеснул странный, знакомый ему предмет – крестик, на который едва ли обратили внимание присутствующие здесь люди. Дрожащими руками князь схватил крестик, повернул его оборотной стороною и, наклонившись еще ниже, к самой груди девочки, к немалому удивлению окружающих, прочел надпись, сделанную на кресте: «Спаси, Господи, рабу твою Александру!»

И с криком схватился за голову…

Это был хорошо ему знакомый золотой крестик на золотой цепочке.

Глава XXVI
Что было дальше

Прошла минута. Бледный как смерть князь стоял над распростертой девочкой, не будучи в состоянии произнести ни одного слова. Глаза всех были с крайним изумлением обращены на него.

– Что с тобой, папа? Что с тобой? – испуганно спрашивала отца княжна Аля, теребя его за руку.

46