Сибирочка (сборник) - Страница 25

– Ступайте вперед. Там сцена. Мистер Билль и Эрнест Эрнестович сейчас придут туда. Мне надо по делу. Да раздевайтесь же, наконец! Не в этих же неуклюжих отрепьях вы полезете туда! – уже совсем грубо обратился к Андрюше и его спутнице их новый знакомый.

Потом он в одну секунду скрылся куда-то, точно провалился сквозь землю.

Андрюша и Сибирочка остались одни. В несколько секунд они дошли до конца коридора, который теперь значительно расширился, и очутились на пороге двери.

Шум, хлопанье в ладоши и крики – все это разом оглушило их. На сцене, залитой электрическим светом, прыгали и кувыркались какие-то люди. Они становились то на плечи друг другу, то на голову один другому, образуя высокую живую пирамиду. Ниже всех стоял на полу толстый и сильный, как барс, человек; на его плечах, растопырив ноги, находился другой; на голове этого другого стоял третий; на вытянутых руках этого третьего, едва касаясь руками его ладоней, ногами кверху, как бы повис четвертый, а на пятках четвертого плясал какой-то странный танец, весь состоящий из плавных телодвижений, хорошенький и подвижный, как обезьянка, мальчик лет двенадцати, с беспечным, веселым лицом.

– Это знаменитый русский акробат Иванов со своею труппой. А вы, верно, новые артисты? – услышал Андрюша чей-то нежный голос за собою.

Говорила тоненькая, высокая девочка, немногим старше Сибирочки, красивая и нежная блондинка, хрупкая, как цветок.

– Я Герта, дочь директора Шольца, – произнесла девочка, улыбаясь задушевной и милой улыбкой, пожимая руку Андрюши и целуя его спутницу в ее бледную щечку. – Ах, что за прелестное дитя! – воскликнула она с восхищением, только сейчас разглядев прелестные локоны Сибирочки и ее искрящиеся, как звездочки, синие глазки. – Чудо, что за девочка! Я должна показать тебя моей Элле, голубка! О, ты еще не видала Эллы?… Не испугайся ее… У Эллы черное тело, но душа розовая, как утренняя заря. Элла, моя Элла, где ты?

– Элла здесь, госпожа! – послышался грубый, как из трубы, глухой голос, и Сибирочка с невольным криком попятилась назад.

Перед нею и Андрюшей появилось странное существо, черное, как сажа, со сверкающими белками посреди общей черноты лица, с курчавыми короткими волосами, с расплющенным носом и толстой, синевато-бурой выпяченной губой. На небольшом, но удивительно сильном, с крепкими мускулами теле негритянки была надета полосатая, желтая с черным, юбка и белая матроска с красным воротником. Огромные золотые кольца были продернуты в ее уши, а на голой шее, такой же сильной и мускулистой, как и все тело, висело в несколько рядов обмотанное коралловое ожерелье.

– Вот мой друг – Элла. Она называет меня своею госпожою, но мы с нею подруги. Она плохо говорит по-русски или, вернее, совсем не говорит, кроме двух фраз: «Элла здесь, госпожа» и «Элла тебя любит». Но сердце у нее золотое, и она будет вам другом. Ее выписали прошлого осенью сюда из Африки. Она негритянка. Пожмите ее руку. Не бойтесь ее черноты.

И маленькая Герта так ласково взглянула на Андрюшу и его маленькую подругу, что те не имели духу отказать ей в ее просьбе и оба протянули руки негритянке. Элла нежно, как хрупкую вещицу, пожала крошечные пальчики Сибирочки и так тряхнула руку Андрюши, что у мальчика буквально искры посыпались из глаз.

– Элла показывается публике как силачка, – поторопилась объяснить Герта своим новым знакомым.

– О, она, должно быть, страшно сильна, – согласился Андрюша. – Я думал, что она собирается оторвать мне руку или вывихнуть плечо! – прибавил он со смехом.

– Это она по дружбе… А вот когда Элла рассердится, то действительно ее сила может многим повредить. Смотрите, смотрите, она уже начинает сердиться, – проговорила Герта, живо оборачиваясь назад.

Братья-акробаты окончили между тем свои упражнения и, спрыгнув, как мячики, на пол, окружили Эллу.

Двое старших, которым было уже, по-видимому, лет около двадцати, сильные и рослые парни, подошли к негритянке.

– Слушай ты, черная кукла, продай мне твои кораллы, я подарю их моей сестре! – произнес старший и без церемонии схватился за красное ожерелье, обмотанное вокруг черной шеи Эллы.

– А мне продай твои серьги! Я надену их себе на нос, – вторил брату второй и дотронулся пальцами до черного уха негритянки.

Та что-то промычала в ответ и сердито тряхнула головою. Но сорванцы не унимались и, как ни отмахивалась от них негритянка, приставали к ней, уговаривая ее отдать им ее драгоценности.

– Ну зачем тебе они? Ведь ничто не может украсить такую чумазую глупую физиономию! – расхохотался старший акробат и потянул к себе со смехом коралловую нитку.

Тут произошло нечто неожиданное. Коралловая нитка не выдержала и порвалась. С нею вместе порвалось последнее терпение Эллы. Что последовало затем, никто из присутствующих на сцене не мог предвидеть. Элла с необычайною живостью схватила за шею одной рукою одного акробата, другою – другого и, сблизив их головы, прехладнокровно постучала ими одна о другую так, что оба акробата буквально взвыли от боли. Потом с тем же глухим ворчаньем, напоминающим рычание дикого зверя в девственных лесах Африки, Элла швырнула сначала на пол одного юного акробата, затем, как полено, сложила на него другого и как ни в чем не бывало преспокойно уселась на эту живую скамью. Оба акробата извивались, как змеи, шипели, кричали и визжали, громко протестуя и бранясь под тяжестью сидевшей на них силачки, но ничто не помогало.

Элла продолжала сидеть, торжествующе поглядывая на всех и ярко поблескивая своими черными глазами. И только новый звонок, пронзительно зазвеневший в коридоре, и появление директора, мистера Билля и Никса нарушили эту сцену.